Забытые имена в истории электричества. Часть 2

Забытых имён вообще не бывает — мы в прошлом номере говорили об известных вам людях, которые свершили большие открытия, сделали это как-то повседневно, незаметно до такой степени, что имена их неизвестны нам, или известны не в связи с их открытиями. Великие такие невезунчики.

Мы вспомнили Генри Кавендиша, потомка британских герцогов, который взвесил планету Земля, экспериментально рассчитав её плотность и умножив на её объём. Он жил тихо и уединённо, и только спустя десятки лет нашли его архивы — это, оказывается, он открыл закон электростатики Кулона, закон сопротивления Ома, закон электромагнитной индукции Фарадея, правила Уитстоуна о разделении тока в параллельных цепях — которые принято связывать с именами этих великих людей — но не с его именем. Которого надо бы почитать за научную прозорливость, но как теперь его накажешь за эту скрытность, задержавшую развитие физики на упомянутые десятки лет?!

Однако, ещё за 20 лет до Кавендиша швед Иоганн Вильке впервые описал поляризацию диэлектриков — смещение электрических зарядов в диэлектрике под воздействием электрического поля.

А в начале XIX века Антуан Франсуа Фуркруа отследил зависимость тока, напряжения и материала проводника, но не сумел оценить физического значения найденной закономерности и сосредоточился на изучении чисто химических свойств используемых им электропроводящих материалов.

Порой открытия оказывались недооценёнными просто из-за недостаточных научных связей между учёными, языковых и географических барьеров, а иногда и из-за острой конкуренции.

Российский физик Георг Вильгельм Рихман (1711–1753), один из первых российских академиков, соратник М. В. Ломоносова, руководитель первой физической лабораториив Санкт-Петербургской Академии наук, походил по характеру и складу ума на Генри Кавендиша — был влюблён в свою работу, богат идеями, но весьма сдержан и не тщеславен.

— Я не питаю … надежд на создание теории, с помощью которой все явления электричества могли бы быть объяснены так, чтобы не осталось больше никаких сомнений, — писал он. Но впоследствии оказалось, что именно он в 1748–51 первым провёл опыты, доказывающие существование электростатической индукции: брал проводник, помещал его в постоянное электрическое поле и воздействовал на среду электрическим разрядом, и на концах проводника появлялись положительные и отрицательные электрические заряды. Изобрел в 1745 первый электрический прибор — электрический указатель, абсолютный электрометр, и накопитель электричества — почти в современном виде конденсатор.

В 1752–53 исследовал атмосферное электричество, устроив у себя дома «громовую машину», и погиб во время проведения опыта от удара молнии.

Только через 100 лет его расчётами заинтересовались американский физик Джозеф Генри (его именем названа единица индуктивности — а справедливее было бы — именем Рихмана) и немецкие Герман Людвиг Гельмгольц и Беренд Феддерсен — и подтвердили, что процесс разряда конденсатора представляет собой совершенный колебательный контур, а английский лорд Кельвин (У. Томпсон) продолжил важнейшие аналогии между закономерностями распространения тепла и электрического тока. Но Г. В. Рихман ни в одной из этих работ не упомянут как соавтор — хотя его последователями стали весьма достойные учёные. Они тоже, как говорил Рихман, полагали, что наука — это жизнь во имя жизни.

А одно из великих открытий «потерялось» даже два раза.

Василий Владимирович Петров, один из первых русских электротехников, с 1800 года провёл серию гальвани-вольтовских опытов, создав электрический столб — батарею из 4200 медных и цинковых кружков, длиной 12 метров, в 200 раз длиннее, чем у самого Вольта, и описал процессы разложения под действием электричества воды, спирта, масел (то есть электролиза), и измерял электропроводность металлов.

Но главное его открытие — он получил «между двумя проводящими ток древесными углями, сообщенными с полюсами «баттереи», на приближении весьма яркий свет, от которого темный покой ясно освещен быть может». То есть электрическую дугу, которую и описал спустя 3 года в своей книге, которая издана была только в Санкт-Петербурге, на русском языке, и осталась незамеченной даже в России. Однако почти через 8 лет вольтову дугу заново получил английский физик Хемфри Деви (будущий президент Лондонского Королевского общества), которому и принадлежат теперь лавры первооткрывателя.

Но и его опыты вспомнили только спустя десятилетия — благодаря созревшей для их практического применения плеяде учёных из разных стран, каждый из которых внёс свой вклад в развитие электрического освещения, и имена которых мы знаем так же мало.

Широко известен разве что Томас Альва Эдисон, талантливый инженер, который не столько изобретал, сколько патентовал и внедрял в жизнь чужие изобретения, и днём рождения промышленно и коммерчески применимой системы электрического освещения для домов и улиц не зря считают 1 января 1880 г., когда он продемонстрировал её при 3 тысячном скоплении людей, привезённых на эту PR-акцию специально нанятыми им поездами.

Слышали ещё разве что наших Александра Николаевича Лодыгина, который в 1872 году получил привилегию (патент) в Европе на лампу с угольным телом накала, а в 1880 г. устроил на Литейном мосту в Петербурге и в Москве вокруг Храма Христа-Спасителя регулярное освещение дуговыми лампами, которые служили целых 2 месяца. И Павла Николаевича Яблочкова, в 1876 г. представил на Парижской выставке электрическую свечу — дуговую лампу без регулятора — «la lumiere russe» — «русский свет». А в 1871 г. В. Н. Чиколев разработал конструкцию регулятора с электромотором. И были наши же К. И. Константинов и А. И. Шпаковский, в 1856 г. устроившие на коронации Александра II фантастическую электроиллюминацию.

Но совершенно не знаем мы французского инженера Г. Аршро, ещё в 1846 г. придумавшего электромагнитный регулятор для дуговой лампы.

И часовщика Г. Гёбеля, который на крыше своего магазина в Нью-Йорке установил первые, разработанные им, пригодные для практического применения (в течение 200 часов) лампы накаливания с угольными нитями, в качестве колбы использовал флаконы от одеколона, и создавал вакуум путем заполнения и выливания ртути. Что-то подобное в 1845 году описал американец К. В. Штарр. Однако только в 1882 году Гёбель написал о своей работе. Но Эдисон к тому времени уже узаконил своё первенство.

И мы вряд ли слышали об опытах немецкого физика Р. В. Бунзена (1843) и англичанина У. Грове (1839), создавших цинковый гальванический кислотный элемент, достаточно мощный для горения ламп.

Многие весьма известные изобретения носят чужие имена. Например, Чарльз Уинстон вовсе не изобретал мостик имени себя, и честно об этом заявил, а сам Уитстон обделён славой как разработчик электромагнитного телеграфа.

Мы продолжим в следующем номере газеты.

Источник: С. Г. Бернатосян. «Воровство и обман в науке» — СПб.: Эрудит, 1998.